Глава 17. Про Лысую Гору и центральный шабаш киевских ведьм

 

Беда с этими ведьмами, да и только! Ну, скажи, мой всезнающий читатель, почему это сборища ведьм назвали «шабашем», а не, к примеру, «бесовской тусовкой», что, на мой взгляд, значительно современнее и лучше отображает происходящее там…

Не знаешь? Ну, так и быть, «растолкую»…

Оказывается, и здесь «виноваты» евреи. На их древнем языке «шаббат» означает «суббота». А по субботам честным иудаистам полагается отдыхать, плясать, веселиться, и справлять свои обряды. Такое действо не менее честные христиане назвали на свой манер «шабашем».

А так как все еврейские обряды христианами растолковывались как бесовские, то становится ясным, почему со временем, этим термином начали именовать ритуалы, приписываемые нечистой силе. И не только по субботам.

Теперь, что касается Лысой Горы…

Нет, и нет, уважаемый читатель, лысина раввина здесь не причем.

Не проводите расистских аналогий…

Что? Нет, я не еврей – я русский интернационалист, а по крови - кубанский казак.

Но, давайте все же вернемся к Лысым Горам. Это значительно интереснее…

Чем? Шашкой? Нет, шашкой казаки эти горы не брили…

В геоморфологическом смысле – лысые горы – это возвышенности, на которых отсутствует или слабо выражена крупная растительность.

Все больше травка на них растет всякая, или кустарник какой. Но на настоящих, ведьминых Лысых Горах – всегда растет Ведьмина трава – бузина. И чем ее больше, тем вольготнее себя там чувствуют ведьмы, и чем кусты бузины гуще, тем слаже будет ведьмино уединение в бузине с чертом…

Фух, ну кажись ни про что не забыл… Впрочем, если что из виду и упустил, то наши герои растолкуют…

 

…Ночь. Где-то глухо ухнула сова. В ответ, словно дразнясь, ей ответили цикады. Затем послышался звук приближающихся шагов, негромкая речь, и у подножья Лысой Горы появилось шестеро. Впрочем, людьми были не все из них, а если быть еще более точным, то людей было только двое. Трое только походили на них, а один и вовсе выглядел как самый настоящий черт.

Вот именно этот рогатый и производил шуму больше, чем все остальные, вместе взятые.

- И где это видано, - пыхтел Маврикий, - чтобы мозгами распоряжаться без ведома их хозяина, - вот возьму сейчас, все брошу – и пропадайте тут без меня!

И действительно, он приостановился и вознамерился бросить что-то массивное, и бесформенное в ближайшие кусты. Однако, увидев, что угрозы не произвели должного впечатления на его спутников, снова взвалил свою поклажу на широкие плечи и понуро зашагал дальше, вверх по склону, источая пустые угрозы и бесхребетные разглагольствования.

Его поклажа аппетитно храпела и недовольно булькала горлом, когда черт начинал возмущаться слишком громко.

- Неси, Мавр, неси Санитара, его же кроме тебя, из нас поднять никто не сможет! - Поучала черта ведьма. – Чую, что сгодится он нам еще! А за мозги не беспокойся, вернем в лучшем виде!

- И верно, Мавр, - Поддержал Марию Ваня, - своим ПКИС лично ручаюсь за честность сделки. Обману – забирай тогда мою душу!

- Эх, Ваня, - ворчал черт, - ну, посуди сам, зачем мне без мозгов-то твоя душа?

- Ладно! – Согласился Ваня. – Давайте лучше посмотрим, как там наши потенциальные новобрачные.

Все дружно обернулись назад. Сзади шел отставной поп, нынешний ведьмак и будущий жених. Он был гладко выбрит, прилично одет в дорогой костюм, выделенный специально для этой цели Марией, имевшей свои магазины и в Киеве, на Подоле, как раз неподалеку от Лысой Горы. Он бережно, и вместе с тем крепко, нес на руках свой драгоценный и одновременно очень опасный груз.

Под ноги Никанор не смотрел, непрерывно любуясь своим трофеем. Оттого часто спотыкался, и все время норовил упасть.

Зорька же покорно замерла у него на руках, казалось, что она уже полностью смирилась тем, что скоро должно произойти. Только изредка, когда ее никто не видел, роняла свой лукавый взгляд на отставного священника.

- Гляди-ка! – Поразился Ваня. – Они же только познакомились – а уже как два голубка.

- Нет, Ваня, не только, а почти целую неделю назад!

- Да мы и не заметили ее, неделю-то эту, во время телепортации.

- Временной телепортации, Ваня! – Поправила болтуна ведьма. – Это разные вещи. А неделя эта все одно в счет идет, потому как в проклятии Зорькином, учтен и такой поворот событий. Так, что, по идее, должна она уже крепко к Никанору привязаться.

За разговором время шло незаметно! Вот показалась и проросшая мелким кустарником вершина Лысой горы.

К свой великой радости, Ваня увидел прямо в самом центре горы шест. А на шесте том – золотую звезду, талисман Маврикия.

Там же, на полянке, прямо под шестом, горел костер, слышались истеричные крики и толпа пьяных голых и хвостатых баб с визгом и хохотом, гасала через огонь, стараясь в полете дотянуться губами до священного талисмана.

Иногда им кое-где припекало, и тогда пострадавшая под насмешливые выкрики товарок стремглав летела к огромному чану, наполненному церковным вином, и с разбегу плюхалась в него с головой. Не настоящим, конечно, вином, а самой обычной подделкой крымских виноводочных дельцов.

Настоящий же, марочный кагор, слишком дорог даже для ведьминых спонсоров – чертей, которые были тут же, и игриво посматривали своими лошадиными глазами на ведьм, подыскивая подходящую.

Как только намеченная жертва имела неосторожность подойти к рогатому ухажеру слишком близко, тот тут же бесцеремонно хватал ее за что придется, и с диким сатанинским хохотом стремглав тащил в ближайшие кусты бузины…

…Веселье уже шло полным ходом, поэтому на появление новых гостей сначала никто из гуляк не обратил внимания.

И вдруг, как это и предсказывала Мария, поднялся невообразимый гвалт. Их заметили!

- Демон! – В ужасе вопили ведьмы. – Сюда явился демон! Сама Зоря.

Первыми испарились черти. Точнее они никуда на самом деле не делись. Только рассредоточившись по кустам, замерли в предвкушении нового зрелища, но все же из опаски быть замеченными грозной Зорькой, почти не шевелились.

Ведьмы же повели себя совсем как страусы. От ужаса, как это и положено насмерть перепуганным женщинам, они все временно лишились рассудка, и бестолково да суетливо побегав в панике по поляне, позасовывали свои головы в кусты, запутавшись в них волосами и явив ночному миру свои разнокалиберные, рыхлые и стройные, с целлюлитом и без, раздвоенные зады. Их хвостики мелко дрожали нервной дрожью, судорожно прижавшись к посиневшим, в пупырышках страха, ягодицам.

На поляне остались только наши путешественники. В их центре с издевательской усмешкой стояла прекрасная, как никогда Зорька. Со скоростью курьерского поезда на ночь надвигался расцвет…

- Сестры, нечего опасаться, она под контролем! – Призывно прокричала Мария.

Затем еще раз и еще.

Но ее зов был гласом вопиющего в пустыне. Хвостатые сестры, даже придя в себя, были не настолько глупы, чтобы приблизиться к грозной демонше. Они даже дрожать перестали, только бы не привлекать к себе внимания непрошеной гостьи.

На Лысой Горе в Ведьмину Ночь стало непривычно тихо…

- Да, - прокомментировал происходящее Ваня, - скоро расцвет, а разрешения шабаша на брак так и не получено.

Но больше всех расстроился, конечно, Никанор. Он что-то нечленораздельно промычал, и вдруг решительно вынув башмачки из карманов, отдал их демону.

Это произошло так быстро, что никто не успел даже вмешаться.

По поляне пронесся многоголосый стон. Где-то гулко хлюпнула Днепровская волна.

В страхе притихли неугомонные совы.

На поляну несмело прокрались первые размытые тени рассветных сумерек. Затем смело и по-хулигански ворвался красно-желтый солнечный луч. Глянцево заблестели мокрые листья кустов. Миллионами бриллиантов сверкнули капли росы. Наступил час Зори.

Она вся засветилась изнутри каким-то неведомым огнем. Губительная краса вспыхнула в ней с новой силой.

Под ее влиянием, из кустов, с протянутыми в любовной мольбе лапами, на коленях начали выползать черти. Они то жалобно скулили, то с немым обожанием взирали на Свою Богиню.

Ведьмы же, которых насмешливый призрак женского любопытства, неотвратимо сокрушая хлипкие засовы бабьего здравомыслия, заставил обернуться лицом к своей гибели, на глазах старея, с неприкрытой ненавистью и черной завистью смотрели из кустов на свою соперницу.

Мария же, отвернувшись от Зорьки сама, и тем, спасшись, ревниво обеими руками прикрыла глаза Маврикию.

Санитар спал, свернувшись клубочком у костра, а Ваня, поддавшись Зойкиному гипнозу, от восхищения ею, совершенно потерял рассудок.

Только Никанор растерянно стоял перед нею. По его щекам текли обильные слезы. Он был влюблен в нее и без всяких чар.

- Я же сказала, что вы не получите меня силой! – Звонким колокольчиком прозвенел Зорькин голос. – Меня можно взять только нежностью. Глупцы, я ведь специально оставила свои ботики Никанору. Он тот, того я искала всю свою жизнь…

Зорька размахнулась, и кинула волшебные красные башмачки в бледный лик утреннего костра… Он полыхнул прощальным пламенем, и, благодарно проглотив свою жертву, удовлетворенно погас.

Чары мгновенно развеялись. Черти сразу же куда-то исчезли, а обозленные ведьмы, мстя за свой позор и страх, ядовитым гадючьим шипением медленно наползали на своих непрошенных гостей, готовые  растерзать их здесь же на мелкие куски.

Необходимо было срочно выиграть время.

Мария крепко поцеловала Маврикия в его вепреобразную с примесью козлятины морду, и сказала:

- Пора, Мавр, сейчас, или никогда!

Черт обреченно хрюкнул, прошептал в сторону Вани что-то вроде: «Не балуй тут без меня»; схватил огромный камень, служивший ведьмам жаровней, и с силой опустил его себе на голову. Голова раскололась, словно спелый арбуз, и на мокрую утреннюю траву выпал увесистый кусок чистого золота.

Завидев такое чудо, ведьмы враз позабыли о своих не благих намереньях, и по-бабьи жадно визжа, наперегонки бросились к добыче. Они падали, наступали друг другу на космы, на ходу дрались, и стремились, во что бы-то ни стало, добраться к слитку первыми.

Образовалась куча-мала, которая росла с каждой секундой. В самый разгар сражения Ваня шустро подскочил к шесту, высоко подпрыгнул и крепко схватил массивный чертов талисман, сорвав его со столба.

Затем вернулся и растолкал Санитара.

Тот сел и начал с непониманием оглядываться вокруг. Увидев копошащуюся кучу голых дерущихся баб, тягающих друг дружку за хвосты и волосы, Санитар взревел, словно бык, и, вытаскивая на ходу из бездонных карманов своего бывшего когда-то белым больничного халата сразу дюжину усмирительных рубашек, презрев опасность, отважно кинулся в самую гущу свалки.

Это сработал инстинкт усмирения, приобретенный Санитаром за многолетнюю работу в психлечебнице среди буйнопомешаных. Что же касается его ума, то последний находился в настолько зачаточном состоянии, что ничем не мог вразумить Санитара о несоизмеримости цели и средств.

- Бежим, какое-то время он задержит их! – Сквозь визг баталии прокричал Ваня и, схватив золото, первым вприпрыжку кинулся бежать вниз, к подножью горы, где призывно маячил ломбардами и банковскими кредитами, полный рыжего утреннего тумана древний Подол…